ПЕРО В ЖОПУ

Преподаватель русского
языка и литературы Ирина
Викторовна и математичка
Татьяна Николаевна приехали
к нам в деревню на работу в
местную восьмилетнюю
школу сразу после
пединститута. Они были
очень разные: Ирина
Викторовна — худая
блондинка с
невыразительным лицом,
наполовину закрытым
стеклами больших тяжелых
очков, тонкими, почти без
икр, ногами, и низким, как бы
прокуренным голосом.
Впрочем, она и покуривала,
мы это иногда видели.
А вот Татьяна Николаевна
была ее полной
противоположностью.
Шатенка с матовым, очень
миловидным лицом, с
высокой грудью, тонкой
талией, очень стройными
ножками. Голос у нее был
мелодичный, и смеялась она с
такими переливами, как
будто одновременно звонили
несколько колокольчиков.
Когда Татьяна Николаевна, в
плотно обтягивающей все ее
выпуклые места водолазке и
короткой юбочке, ходила по
классу между рядами парт,
негромко постукивая
каблучками и склоняясь то
над одной тетрадкой, то над
другой и проверяя, как идет
ход решения заданной ею
задачи, мы, пацаны, как
зовороженные, провожали ее
восхищенными взглядами.
Ну, по сколько нам тогда
было? По двенадцать-
тринадцать лет всего. Но толк
в женской красоте мы уже
знали. Да и что там знать,
когда вот она, ходит по
классу, обворожительно
пахнущая духами и покачивая
крутыми бедрами, с
рвущимися из-под тонкой
водолазки упругими
грудями? Такую красоту
мужское естество осознает
уже на животном,
подсознательном уровне
даже с таких малых лет.
На фоне своей невзрачной
подруги Татьяна Николаевна
вообще выглядела
потрясающей красавицей, и
неудивительно, что вокруг
нее стали «бить копытами и
рыть землю» все свободные и
несвободные деревенские
ухажёры. Но напрасно – никто
из них не мог похвастать тем,
что хотя бы прикоснулся к
ней. А я вот сподобился. И вот
как это произошло.
На очередном уроке
математики Татьяна
Николаевна, посверкивая
своими чудными
коленочками, как обычно,
поочередно обходила все
парты и вскоре остановилась
и около меня.
— Ну, как у нас дела? –
склонившись над моей
тетрадкой, пропела она своим
мелодичным голоском.
— Да чё-то запутался я,
Таньниколавна, — признался
я.
— А ты не сдавайся! – легонько
поворошила она своей теплой
ладошкой мои волосы, и у
меня перехватило дыхание.
Да после такого внимания ко
мне я десять задач решу! А
Татьяна Николаевна уже
отвернулась к моему соседу
напротив – Кольке
Куйбышеву. И также
заботливо склонилась над его
тетрадкой. И тут же громко
взвизгнула, испуганно
оглянулась и, схватившись
рукой за свою округлую
ягодицу, опустила глаза на
мою руку. И только тут до
меня дошло, что произошло.
Я сидел в глубокой
задумчивости, вперив взгляд
в тетрадку с упрямой
задачкой, а рука моя с
зажатой в ней ручкой свисала
с края парты. Татьяна
Николаевна, склоняясь к
парте Кольки Куйбышева,
нечаянно наткнулась своим
выпуклым местом пониже
спины на зажатую меж моих
пальцев ручку. А ручка та
была еще не шариковая – они
у нас появились всего пару
лет спустя, — а перьевая, то
есть оснащенная острым
стальным пером. И вот
кончик этого пера, к тому же
еще недавно обмакнутого в
чернильницу, легко
преодолев ткань юбки и
трусиков, плотоядно
воткнулся в нежнейшую
тыльную часть нашей
красавицы-учительницы, чем
причинил ей боль. Я
буквально обалдел, осознав,
что только что натворил
(хотя виноваты тут были мы,
пожалуй, оба – Татьяне
Николаевне следовало
обратить внимание на
положением моей руки,
оснащенной таким опасным
инструментом, как перьевая
ручка). И не нашел ничего
лучшего, как, вскочив с
места, в сильнейшем
волнении ляпнуть во
всеуслышание:
-Таньниколавна, извините,
что я вам перо в это… в попу
воткнул!..
Класс вместе с пострадавшей
от моей неосторожности (но
и от ее невнимательности)
учительницей бился в
конвульсиях все оставшиеся
пятнадцать минут урока и
еще половину перемены.
Конечно же, я был прощен. А
история эта, говорят,
передается из уст в уста в
нашей школе и до сих пор…

Добавлено: